Appendix Animal games and children's games (comparative psychological aspects)

Non-manipulation games

CATEGORY 1. Type I → C games. (Locomotion games; only direct connections of the individual with the substrate of gaming activity are established.)

Manipulation games

CATEGORY 2. Type I → O games. (Manipulation games with food, nest-building material, and similar biologically significant objects; direct connections of the individual with the object of the game are established.)

CATEGORY 3. Games of type I → O (O). (Connections similar to those in category 2 are established.)

CATEGORY 4. Games like I↔O (I). (Relationships similar to those in categories 2 and 3 are established, but sometimes there are also elements of feedback imitation.)

Non-manipulation games

CATEGORIES Games like ISI. (Direct mutual relations are established with gaming partners.)

CATEGORY 6. Games such as AI (AND). (With a replacement game partner — an animal or a person — connections are made similar to those in category 5.)

Manipulation games

CATEGORY 7. Games of type I - O - I. (Correspond to games of category 2, but connections with the object are established simultaneously by two or more partners.)

CATEGORY 8. Games of type I = O = I. (Manipulation games in which the object, however, does not replace a biologically significant object or game partner, but serves as a means of communication between partners; between the latter, complex, generalized connections are established. )

Of course, in the specific behavior of young animals, the given categories are often found simultaneously in various combinations or pass into each other. For example, joint non-manipulation games, being locomotor in form, immediately within the same categories 5 or 6, become manipulative in form (more precisely, locomotor-manipulation) as soon as the game partners enter into physical contact with each other.

Of course, the essential difference lies in the fact that, unlike the “usual” manipulation of objects, the manipulation movements are directed here not just to the physical body, but to the active individual, the game partner responding to these movements also by manipulation actions, as a result What happens between the animals interaction in the conditions of communication. And this means that, within the general morphofunctional form common to all categories, a qualitatively new mental content has appeared, which makes it necessary to distinguish special categories 5 and 6. If an individual (playing partner) is considered as only a component of the environment, then the allocation of these categories superfluous, and they will completely fall into category 2. Psychic content plays no less clearly in compensatory manipulative games of categories 3 and 4. Thus, the proposed scheme reflects primarily the mental aspect s, mental vectors and connections of game activity of animals.

The substitutional transformations noted above manifest themselves in different categories in different ways and in varying degrees - they are most pronounced in compensatory games (categories 3, 4, 6). However, as already mentioned, all games are essentially substitutional, and therefore the game, no doubt, is the most labile that generally exists in the behavior of animals. Here, almost everything can be replaced and replaced, all animal activity is based on compensation, transposition, mediated effects (category 8) and other substitutional manifestations.

At the game stage of ontogenesis, the most important thing for a developing animal is to learn how to establish connections, “work out” this skill, and only then “clarify” the final (biologically significant) objects of influence and involve them in the scope of their (now directed) motor activity. While playing, a young animal must learn to establish various connections with the maximum biological effect, but with the least waste of time and effort, and moreover, in constantly changing external conditions, in conditions of constantly emerging situations of novelty. This is the meaning of the game for young animals.

From the above it follows that the game can only be called such a form of activity, which is characterized by signs of substitution. All components of juvenile behavior that lack such traits (for example, movements performed while eating) are, by their nature, persistent components of early postnatal behavior. At the juvenile stage of ontogenesis, these components undergo certain modifying (but not substitutional!) Changes under the influence of game activity and as a result, they become elements of the adult behavior of animals without significant qualitative transformations.

As a result, the following picture emerges. Initially established connections with the components of the environment (and the corresponding forms of mental reflection) are, though, elementary, primitive, but directly biologically effective and vital. The establishment of these connections (I - S, I - O, I = I) is the behavior "seriously". The same takes place with the appropriate establishment of links to adult animals, only this is already mature, developed behavior of a qualitatively higher level. The play activity of young animals that penetrates between them is the behavior “not seriously”, since it does not give a direct biological effect (due to the substitutional nature of the connections established).

Of course, along with game animals, vital links are also “seriously” established at the juvenile stage of development, which provide for their indigenous biological needs. But the juvenile period is different in that, along with such, “useless” connections are established directly, which determine the essence of this period. At the same time, the most important thing is that the formation of adult behavior, behavior “seriously”, occurs not by complicating the vital components of the behavior of a young animal, for example, eating (but not getting!) Food (these components only “ripen”), but by deploying and the improvement of just biologically “useless”, “not serious”, “trial” - in a word, substitutional game actions.

Adult behavior, therefore, does not “grow” directly and directly from the forms of early postnatal behavior; the process of straight-line development is interrupted here at the juvenile, game stage, and after a profound qualitative reorganization, the separated initial elements of behavior in a transformed, enriched, updated state are again grouped in the former directions of development (And –O, And = And, I –O –I). As a result, adult behavior is much more flexible, labile than the initial postnatal. That is why we call the game a developing mental activity.

All this applies, of course, only to higher vertebrates, and this is precisely the reason for the exceptional plasticity of their behavior. In other animals, adult behavior does directly “grow” out of primary postnatal behavior, which is formed in early postembryonic ontogenesis based on the maturation of innate components of behavior, innate recognition and early experience (primary obligate learning and elements of primitive optional learning). And a completely different kind of pattern of behavior development in animals undergoing metamorphosis (amphibians, insects, etc.) in ontogenesis, when already larval forms lead a kind of “adult” lifestyle (with the exception of reproductive function), which, however, differs radically from truly adult lifestyles of animal animals (imago). Thus, it is not necessary to talk about some "universal" patterns of behavior development in the ontogenesis of animals.

It is necessary to add to the characteristic of game activity that with the help of the classification system of manipulation elements developed by us it was established that during the transition from the early postnatal period to the juvenile appearance of gaming activity leads to a genuine leap in the motor sphere: the number of manipulative elements and the number of manipulative objects sharply increase. These quantitative changes in the treatment of animals with objects are associated with fundamental qualitative changes, which are reflected in the establishment of fundamentally new links with environmental components. Consequently, an increase in the number of elementary motor components of the behavior of the cub leads to a new quality of mental reflection.

It is also important to emphasize that the whole process of behavioral development (and, in connection with it, mental reflection) takes place in higher vertebrates in the form of negation: the primary connections established by the calf with the components of the world in the early postnatal period are partially replaced in the juvenile period by more complex, but temporary and biologically directly “useless”, substitutional play connections, which then (in adult animals) are also eliminated and replaced again by links of the original type, but filled qualitatively with vym content. These individual bonds, therefore, are homologous to elementary primary bonds, but are secondarily formed at a new, higher level. (Repeated qualitative changes, as already noted, occur within the limits of categories 1, 2 and 5, although there seems to be a “straightforward” development.)

The foregoing illustrates pic. 52, depicting the corresponding transitions from one “floor” of ontogenesis to another (the figures are the numbers of the categories of games, the other symbols are given above).

Thus, we see that, in higher vertebrates, the ontogeny of behavior and psyche is generally not a smooth continuous process, but due to the insertion of the game period, a process interrupted by a period of denial of the primary content. The validity of the proposed periodization of the ontogenesis of the mental activity of an animal with the release of a special, qualitatively excellent game period, due to which this dialectical discontinuity of the process of development of mental activity in the ontogeny of animals, is also confirmed.

Fig. 52. The development of forms of game activity in mammals (see the explanation in the text)

* * *

When comparing games of animals with games of children, the researcher encounters the same difficulties as when comparing the behavior of animals and man in general. These difficulties arise because of the need to fully take into account the fundamental, qualitative differences in human behavior from that of even the most highly organized animals, such as chimpanzees. At the same time, the possibility and even the need for such a comparison are determined by the fact that human behavior, along with the leading socially determined, includes biological components and traits inherited from our animal ancestors, which are similar to their form to the same extent as higher animals. in which we share with them the structure and functions of the organism. These include, in particular, biological mechanisms of behavior (congenital triggers, processes of activity bias, imprinting, etc.), which determine in many respects the form of a series of important behavioral acts common to animals.

The main prerequisite for scientifically reliable comparison of human and animal behavior is that, for all comparative psychological studies, without exception, it is necessary first of all to proceed from a clear distinction between the form and content of behavior. The content of human behavior always differs qualitatively from that of animals, and these specifically human signs of its behavior arose as a result of anthropogenesis along with the birth of work, articulate speech and society, while the behavior of animals remained entirely biologically determined, never in any case went beyond the limits of biological laws, which determined the purely biological content of this behavior. Therefore, the content of the behavior of animals and humans is fundamentally incomparable, more precisely to say - only a comparative identification of differences is possible here.

Another thing is a form of human behavior, which in most cases, however, also underwent socially-conditioned qualitative changes in the course of historical development and as a result acquired specifically human traits, but in some cases retained a more or less animal-like appearance. Вот здесь и открывается плодотворное поле деятельности для сравнительной психологии, для выявления генетически обусловленных признаков сходства или даже общности в поведении животных и людей. Иными словами, если не считать некоторых примитивных поведенческих актов, сравнительно-психологический поиск общих для человека и животных признаков поведения (или признаков гомологического сходства) возможен только в отношении форм поведения, а также первичных сенсомоторных компонентов биологических механизмов поведения, но не его содержания.

Сказанное всецело относится и к сравнительно-онтогенетическому анализу поведения человека и животного, поскольку содержание поведения человека не только во взрослом состоянии, но и на всех этапах его постнатального развития качественно отличается от такового животных. Однако в некоторых случаях на начальных этапах онтогенеза это качественно новое, специфически человеческое, психическое содержание еще сохраняет некоторое время старую, унаследованную от наших животных предков и поэтому во многом общую с животными форму. Это сказывается и на общем ходе развития поведения.

Obviously, we are dealing here with a particular manifestation of a general pattern — the development of a new content with the original preservation of the old form before its replacement with a new adequate form. There is reason to believe that such ratios determined the initial stage of anthropogenesis, more precisely, the conditions for the birth of labor activity.

В некоторых ранних играх детей младшего возраста, которые только и можно сопоставить с играми детенышей животных, обнаруживаются определенные компоненты, гомологичные формам игровой активности детенышей высших животных, хотя содержание и этих игр уже социально детерминировано. У детей же более старшего возраста почти всецело специфически человеческими становятся и формы игры. Об этой специфике содержания детской игры, в частности, в раннем возрасте дают представление обстоятельные исследования М. Я. Басова, Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, Д. Б. Эльконина и труды других советских психологов, посвященные играм детей. Так, например, А. Н. Леонтьев усматривал «специфическое отличие игровой деятельности животных от, игры, зачаточные формы которой мы впервые наблюдаем у детей предшкольного возраста», прежде всего в том, что игры последних представляют собой предметную деятельность. Последняя, «составляя основу осознания ребенком мира человеческих предметов, определяет собой содержание игры ребенка». ^[73]

Важнейшие качественные отличия даже ранних игр детей связаны с активным сознательным воспитанием ребенка взрослыми в условиях постоянного общения с ним, его целенаправленным приобщением к искусственному миру предметов человеческого обихода и социальной ориентации его поведения. В этом же русле совершается и специфически человеческое овладение ребенком речью — процесс несопоставимый с развитием коммуникативных систем животных. Именно путем установления таких связей начинается передача от одного поколения к следующему общественно исторического опыта. При этом, как показала М. И. Лисина, общение ребенка со взрослым при их совместной игровой предметно-манипулятивной деятельности является важнейшим условием общего психического развития ребенка. Экспериментальную разработку и обстоятельный теоретический анализ разнообразных вопросов, связанных с процессом присвоения ребенком общественного опыта, осуществляли А. А. Люблинская, Н. Н. Поддъяков и другие психологи.

Не останавливаясь на конкретных играх детей и детенышей, рассмотрим лишь некоторые общие сравнительно-онтогенетические аспекты гомологического сходства форм развития поведения.

Признаки такого общего гомологического сходства проявляются прежде всего в том, что как у детенышей животных, так и у детей в ходе онтогенеза происходит глубокая перестройка устанавливаемых ими связей с компонентами окружающего мира, в корне меняется отношение к ним. И в том и в другом случае переход от доигрового к игровому периоду характеризуется трансформацией первичной двигательной активности, особенно при обращении с предметами, резко расширяется сфера предметной деятельности, качественно меняются способы манипулирования предметами и отношение к ним, причем как у животных, так и у детей эти изменения носят прежде всего субституционный характер (наряду с проявлениями расширения, усиления и смены функции).

Разумеется, структура процесса становления и развития игровой активности ребенка носит значительно более сложный характер, чем у животных. Об этом свидетельствуют, например, данные Р. Я. Лехтман-Абрамович, согласно которым доигровые предметные действия («преддействия») сначала переходят в «простые результативные повторные предметные действия», затем в «соотносимые действия», при которых ребенок выявляет пространственные соотношения. Эти игровые действия в свою очередь сменяются «функциональными действиями», которые характеризуются тем, что ребенок распространяет свою активность на новые предметы. В результате этого обобщается накопленный двигательный опыт, начинается (путем сравнения и различия) ознакомление с функциями объектов и устанавливаются некоторые простые и общие их признаки. Продолжением этого исследования служит работа Ф. И. Фрадкиной, посвященная выделению качественных различий между этапами развития уже самой игры в раннем детстве, которые в свою очередь являются предпосылкой развитой, творческой игры. Развитие структуры предметно-опосредованных действий ребенка в раннем детстве и изменение содержания опыта его деятельности были подробно изучены С. Л. Новоселовой.

Эта сложность, «многоступенчатость» хода развития, несомненно, обусловливает специфические особенности игры в дошкольном возрасте, причем в отношении не только ее наполнения социально детерминированным содержанием, но и развития особой структуры, адекватной сугубо человеческой форме игры дошкольников. В этой связи следует напомнить и о том, что А. В. Запорожец выделяет наряду с общевозрастным процессом развития процесс функционального развития, которое связано с овладением ребенком отдельными знаниями и способами действий, в то время как возрастное развитие характеризуется образованием новых психофизиологических уровней, формированием новых планов отражения действительности, изменением ведущего отношения ребенка к действительности, переходом к новым видам деятельности. Этим содержание психического развития ребенка, конечно, также в корне отличается от содержания этого процесса у детенышей животных. К тому же функциональное развитие, безусловно, протекает у первых в качественно совершенно иных формах, чем у последних.

Большой интерес представляет появление в ходе игровой активности обобщенного отношения к предметам и условность устанавливаемых при этом связей. «Игровое действие, — указывает А. Н. Леонтьев, — всегда обобщено, это есть всегда обобщенное действие». И далее: «Именно обобщенность игровых действий есть то, что позволяет игре осуществляться в неадекватных предметных условиях». ^[74] Правда, «в игре не всякий предмет может быть всем. Более того, различные игровые предметы-игрушки выполняют в зависимости от своего характера различные функции, по-разному участвуют в построении игры». ^[75] Как общую закономерность все это можно отнести к играм животных, которых также характеризует обобщенность отношения к игровым объектам (особенно в категориях 3, 4, 6 и 8). Однако эта общность форм обращения с предметами (и игровыми партнерами) кончается с появлением развитых детских игр с игрушками (в дошкольном возрасте), которые и имел в виду А. Н. Леонтьев. Эти игры уже качественно иные и по форме. К тому же у ребенка с самого начала формируется социально обусловленное обобщенное отношение к окружающему, чем определяется качественное отличие содержания даже самых ранних игр детей.

Что же касается отмеченного А. Н. Леонтьевым дифференцированного применения различных предметов в игровых действиях, то, в отличие от детей, у животных пригодность предмета служить «игрушкой» и конкретный способ его применения зависят от того, является ли данный предмет носителем того или иного ключевого раздражителя, т. е. детерминанты инстинктивного поведения. Иными словами, у высших животных развитие и совершенствование инстинктивных начал, их обрастание благоприобретаемыми компонентами, совершаются преимущественно путем упражнения с предметами, замещающими истинные объекты инстинктивных действий. Особенно наглядно это проявляется в играх категорий 3, 4 и 8, при которых ознакомление с миром осуществляется именно путем пробных действий с такими замещающими объектами, т. е. безопасными и бесполезными для «серьезных дел». Возможность такого преадаптационного «проигрывания» аналогов ситуаций предстоящей взрослой жизни обеспечивается тем, что оно выполняется в «зоне безопасности» — под защитой родительской особи.

Важно также подчеркнуть, что, по А. Н. Леонтьеву, на начальном этапе развития ребенка игра зарождается из предметных действий неифового типа и на первых порах является подчиненным процессом, зависящим от этих действий. Затем же игра становится ведущим типом деятельности, что связано с овладением «широким миром человеческих предметов». Тем самым перед ребенком открывается «путь осознания человеческого отношения к предметам, т. е. человеческого действия с ними». ^[76] Д. Б. Эльконии также указал на то, что доигровой период развития характеризуется первичной манипуляционной активностью, элементарными манипуляционными упражнениями, на основе которых возникают собственно игровые действия ребенка, определяемые Элькониным как действия с предметами, замещающими объекты поведения взрослых. Большое значение приобретает при этом также усложнение этих действий в сторону воспроизведения жизненных связей, характерных для определенных ситуаций жизни взрослых.

Если учесть отмеченные специфические особенности развития игрового поведения ребенка, то сопоставление с развитием игровой активности животных, отраженным в приведенной схеме, показывает, что существует определенное сходство в том, что и у детей и у детенышей высших животных диалектика развития поведения проявляется в субституционных преобразованиях, которые обусловливают замену устанавливаемых с компонентами среды первичных связей вторичными, «имитационными» и «суррогативными», т. е. игровыми связями, которые затем в свою очередь заменяются связями, присущими взрослому поведению.

В этих преобразованиях, в этом отрицании отрицания устанавливаемых связей, о котором уже говорилось выше, мы усматриваем общефункциональное значение игры, точнее, игрового периода, который возник на высших этапах эволюционного процесса как промежуточное звено между начальным, постнатальным и адультным этапами онтогенеза животных. Расчленение прежде непрерывного хода онтогенеза поведения промежуточным игровым периодом было на высшем уровне эволюции животного мира совершенно необходимо для дальнейшего прогрессивного развития психической деятельности высших животных, поскольку включение в онтогенез периода установления временных субституционных связей с компонентами среды обеспечило возможность существенного расширения диапазона активности и придания поведению большей лабильности, полноценного развития всех двигательных и познавательных возможностей в ходе многостороннего воздействия на компоненты окружающего мира и активного ознакомления с ним. Ясно, что такое коренное «расширение кругозора» на основе максимальной интенсификации двигательной активности являлось (и является) необходимой предпосылкой для усиленного накопления разнообразного жизненно важного индивидуального опыта.

В процессе своего становления человек унаследовал от своих животных предков это высокоэффективное, обладающее большой адаптивной ценностью достижение эволюции, и этим обусловлена гомологичность общего хода онтогенетического развития поведения у высших животных и у человека. Однако в онтогенезе человека открываются практически безграничные возможности многократного преобразования форм игровой активности, в то время как даже у наиболее развитых животных адультное поведение фиксируется в указанных нескольких конечных руслах, изображенных на схеме. Поэтому, хотя у человека поведение развивается отчасти по унаследованным от животных жестким руслам, оно в решающих сферах его деятельности не претерпевает на адультном этапе присущее животным сужение, а, наоборот, дивергентно развивается во все новых формах. В результате поведение человека развивается в конечном итоге в целом в значительно более широком диапазоне, чем на предшествующих этапах онтогенеза.

Не вдаваясь в подробности, мы коснулись здесь лишь некоторых сравнительно-онтогенетических аспектов развития поведения и психики животных и человека, опираясь при этом на нашу концепцию игры как развивающейся психической деятельности. Многие вопросы еще нуждаются в обстоятельном изучении, а приведенные здесь обобщения носят во многом предварительный характер. Разработка этой чрезвычайно сложной проблемы, без сомнения, имеет большое значение и для решения ряда насущных практических задач дошкольной педагогики.